§10. Природные ресурсы земной коры

Вспомните

Какие полезные ископаемые вам известны?

Существуют топливные полезные ископаемые – торф, уголь, нефть (осадочное происхождение).

Рудные полезные ископаемые – руды цветных и черных металлов (магматическое и метаморфическое происхождение).

Нерудные полезные ископаемые – горно-химическое сырье, строительные материалы, минеральные воды, лечебные грязи.

Это я знаю

1. Что такое земельные ресурсы? Минеральные ресурсы?

Земельные ресурсы – территория, пригодная для расселения людей и размещения объектов их хозяйственной деятельности.

Минеральные ресурсы – природные вещества земной коры, пригодные для получения энергии, сырья и материалов.

2. Каково значение минеральных ресурсов в жизни человека?

Минеральные ресурсы – основа современного хозяйства. Из них получают топливо, химическое сырье, металлы. От количества и качества минеральных ресурсов во чаще всего зависит благосостояние страны.

3. Чем обусловлено размещение полезных ископаемых?

Размещение полезных ископаемых обусловлено их происхождением.

4. Какие закономерности можно установить в размещении полезных ископаемых?

Месторождения руд черных и цветных металлов, золота, алмазов приурочены к выходам кристаллического фундамента древних платформ. Месторождения нефти, углей, природного газа приурочены к мощным осадочным чехлам платформ, предгорным прогибам, шельфовым зонам. Руды цветных металлов так же встречаются в складчатых областях.

5. Где сосредоточены основные нефтегазоносные месторождения?

Основные нефтегазоносные районы сосредоточены в шельфовых зонах – Северное море, Каспийское море, Мексиканский залив, Карибское море; осадочных чехлах платформ – Западная Сибирь; предгорных прогибах – Анды и Уральские горы.

7. Выберите верный ответ. Полезные ископаемые осадочного происхождения приурочены в основном: а) к щитам платформ; б) к плитам платформ; в) к складчатым областям древнего возраста.

Б) к плитам платформ

Это я могу

8. Используя схему «Образование горных пород» (см. рис. 24), объясните, какие превращения происходят с горными породами в результате круговорота веществ.

В результате круговорота веществ, происходит превращение одних полезных ископаемых в другие. Первичными можно считать магматические горные породы. Они образовались из излившейся на поверхность магмы. Под действием различных факторов магматические породы разрушаются. Обломочные частицы переносятся и осаждаются в других местах. Так формируются осадочные горные породы. В складчатых областях происходит смятие горных пород в складки. При этом часть из них погружаются на глубину. Под действием высоких температур и давления они переплавляются и превращаются в метаморфические горные породы. После разрушения метаморфических горных пород вновь образуются осадочные породы.

Это мне интересно

9. Считается, что в каменном веке почти единственным полезным ископаемым был кремень, из которого изготавливали наконечники стрел, топоры, копья, рубила. Как, по вашему мнению, изменились с течением времени представления людей о многообразии полезных ископаемых?

Представления людей о многообразии полезных ископаемых с каменного века очень быстро менялись. После кремня люди очень быстро нашли медь. Наступил медный век. Однако медные изделия для использования были непрочными и мягкими. Прошло еще немного времени, и люди познакомились с новым металлом - оловом. Олово - очень хрупкий металл. Мы можем предположить, что произошло так, что кусочки меди и кусочки олова попали в огонь или костер, где они расплавились и смешались. В результате появился сплав, объединяющий в себе лучшие качества как олова, так и меди. Так и была найдена бронза. Период бронзового века - это время, начиная с конца четвертого- до начала первого тысячелетия до нашей эры.

Как мы все знаем, железо в чистом виде не встречается на Земле - его нужно добыть из руды. Для этого руду нужно нагреть до очень высокой температуры, и только после этого из нее можно выплавить железо.

То, что века были названы в честь полезных ископаемых, говорит о их огромном значении. Использование все новых полезных ископаемых открывает для человека новые возможности и может коренным образом изменить все хозяйство.

С тех прошло очень много времени и сейчас люди используют огромное количество минеральных ресурсов для разных целей. Разведка и добыча минеральных ресурсов актуальная задача для хозяйства во все времена.

10. Известный отечественный геолог Е.А. Ферсман писал: «Мне хочется извлечь сырой, на первый взгляд неприглядный материал из недр Земли… и сделать его доступным человеческому созерцанию и пониманию». Раскройте смысл этих слов.

Минеральные ресурсы, при извлечении из их из земной коры чаще всего имеют вид далекие от внешнего вида продукта, который из него получают. Они действительно представляют собой неприглядный материал. Но при правильном подходе, переработке из этого материала можно извлечь много ценного для человека. Ферсман говорил о ценности недр Земли, о необходимости их изучения и разумного подхода к этому.


Libmonster ID: UA-1814


Р. К. БАЛАНДИН, член Комиссии по разработке научного наследия академика В. И. Вернадского РАН

8 ноября 1883 г. родился Александр Евгеньевич Ферсман - русский минералог, геохимик, геолог и кристаллограф, академике 1919 г. Широкому кругу читателей он известен как крупнейший ученый, великолепный популяризатор науки, большой знаток камней-самоцветов, умевший рассказать о них образно, поэтически.

Творческими работниками принято считать в основном представителей искусства и литературы, хотя существуют подлинные творцы и в других областях человеческой деятельности. И конечно, в науке. Один из них, причем чрезвычайно талантливый и плодотворный, - А. Е. Ферсман. "По широте научных своих интересов и по сочетанию с неустанными заботами о пользе и славе нашего отечества, - писал о нем академик Д. С. Белянкин, - он вполне напоминает наших бессмертных Ломоносова и Менделеева".

Надо заметить, что русский патриот Ферсман, активный участник двух войн с Германией в XX в., по национальности был немец. Его отец, Евгений Александрович, архитектор, закончил Российскую академию генерального штаба, получил высокий чин и занимался преподавательской деятельностью в военно-учебных заведениях.

В детские и отроческие годы Александр с друзьями совершал в Крыму геологические экскурсии. "Каждый кусочек скалы, - писал

он позже, - мы изучали и обследовали, как любимый участок сада. Глаз привыкал к взаимоотношению цветов, редчайшим мелочам строения, к самым тонким жилкам, мельчайшим кристалликам. Мы даже пытались зарисовать эти природные богатства. На наших рисунках они выходили грандиозными. Кристаллы вырастали в дивные кристаллические щетки, и все делалось невероятно большим, прекрасным, ярким. Воображение наше усиливало все то, что давала нам сама природа".

В это время молодой Ферсман не только восхищался картинами природы. Уже тогда он обнаружил в трещинах вулканических пород пластинки волокнистого, упругого "каменного картона" - доселе неизвестный минерал группы палыгорскита (магниево-алюминиевых силикатов), который впоследствии подробно описал.

Учился Александр сначала в Одессе, где служил его отец, затем поступил в местный университет, а чуть позже перевелся в Московский. Здесь он впервые попал на лекции академика В. И. Вернадского, который рассказывал, как никто ранее, о жизни минералов: их рождении и метаморфозах в недрах и на поверхности земли, тем самым увлекая студентов в мир геохимии.

Первые самостоятельные исследования Ферсман начал в 1906 г., написав Вернадскому: "Кончил статью о баритах... Получилось нечто скучное и растянутое... Хотя статья о палыгорските написана мной, тем не менее я не решаюсь послать ее Вам, так как многое в ней является слишком смелым и недоказанным в характеристике палыгорскита как самостоятельного минерального вида". Это признание говорит о том, что молодой человек склонен был не только выдвигать смелые идеи, но и сомневаться в них, критически оценивать себя. Кстати, такие качества ученый сохранял всю жизнь.

Стажировался Александр Евгеньевич за рубежом, где имелось наиболее совершенное оборудование: в Париже - у минералога и петрографа А. Лакруа, а в Гейдельберге (Германия) - у кристаллографа В. Гольдшмидта, в соавторстве с которым написал монографию об алмазах, изданную на немецком языке в 1911 г. "Упорная работа по алмазу, - рассказывал Ферсман, - отнимала у меня до пятнадцати часов в сутки. Лишь в отдельные дни удавалось вырваться и посетить каменоломни, рудники, фабрики восточной Германии, осмотреть музеи и главным образом большие партии драгоценных камней". Во Франции он обследовал гипсы Монмартра и песчаники Фонтенбло, потухшие вулканы плато Оверни. В горах Швейцарии - рудоносные жилы. В Италии целый день провел на крыше миланского собора, наблюдая за его реставрацией... Он был всегда увлечен, упоен познанием природы и человеческой деятельности.

Первая же монография Ферсмана "Алмазы" соответствовала высокому научному уровню. Точность лабораторных наблюдений, обобщение огромного количества фактов, использование всех имеющихся сведений, глубокие и оригинальные идеи, смелые аналогии - таковы лишь некоторые замечательные черты этого выдающегося труда.

С 1909 г. Александр Евгеньевич работает в Московском университете, а на следующий год его избирают профессором Московского городского народного университета им. Шанявского.

Наиболее значительным в его жизни стал 1912 г.: он прочел первый в мире курс геохимии и принял активное участие в создании отечественного академического научно- популярного журнала "Природа", опубликовав в нем за 4 года около 100 статей. В одной из них - "Химическая жизнь земной коры" - Александр Евгеньевич подчеркнул: "Всюду один и тот же закон природы - глубокая связь каждого явления и каждой системы с окружающими условиями, постепенная замена одних равновесий другими, смерть как превращение в новые устойчивые формы и как зарождение нового, лучшего будущего. В этом заключается вся сущность и глубина законов природы, закона эволюции, борьбы за существование, естественного отбора, вся сложность химических превращений и физических процессов, наконец вся жизнь человека с ее постоянной борьбой и постоянными исканиями".

Не станем подробно пересказывать биографию ученого. Отметим только, что, помимо науки, он вел и огромную практическую работу: занимался обеспечением страны минеральным сырьем, участвовал в полевых изысканиях, порой очень трудных и опасных * . В результате открыл ряд месторождений апатита в Хибинах, радиоактивных руд в Фергане, редких металлов в Забайкалье, серы в Каракумах. И все это время Александр Евгеньевич трудился и на теоретической ниве. В итоге написал фундаментальную монографию "Пегматиты" (1931 г.), уникальный четырехтомник "Геохимия" (1933- 1939 гг.), а также очень важную для эффективной организации геологоразведки книгу "Геохимические и минералогические методы поисков полезных ископаемых" (1940 г.). Нельзя не упомянуть и совершенно необычные по стилю и содержанию его "Очерки по истории камня", оставшиеся незаконченными и увидевшие свет уже после смерти автора (том 1 - в 1954 г., том 2 -

* См.: Д. В. Рундквист, Н. П. Юшкин. Тимано-Уральская сокровищница. - Наука в России, 2002, N 4 (прим. ред.).

в 1961 г.). Процитируем оценку этой работы самим Александром Евгеньевичем: "Мой труд совершенно особый - он хочет науку приблизить к искусству, к художественному произведению и, может быть, даже к поэзии". И это ему удалось. Свою цель определил так: "Я хочу увлечь читателя в новый мир - мир камня - и раскрыть богатства нашей великой страны самоцветами и цветным камнем. Я вижу заложенные в самом камне элементы красоты и гармонии. Мне хочется извлечь сырой, на первый взгляд неприглядный материал из недр земли и в свете солнца сделать его доступным человеческому созерцанию и пониманию...".

Строгий педант усмотрит в его словах излишнюю эмоциональность. Но не будем забывать: это пишет крупнейший специалист в данной области, академик, который стремился показать подлинную красоту познания. Трудно удержаться, чтобы не привести еще одно изречение: "Я понял в эти дни, что нет резких границ между истинной наукой и творческими исканиями художника, что надо в одном произведении слить и переживания ученого, и творческие порывы писателя, что можно и нужно, вне узких рамок сухих научных трактатов, открывать перед людьми прекраснейший мир камня...".

Обратим внимание на его геохимические идеи. Он ввел в науку понятие "кларк" (по имени американского ученого, первым подсчитавшего распространенность химических элементов в земной коре), показывающее относительное количество атомов того или иного элемента в определенном космическом теле или его части. Затем ученый уточнил кларки для различных геосфер, построил соответствующие графики, придавая периодической таблице элементов Менделеева геохимический акцент, стремясь выявить таким образом соответствие химического строения земной коры и структуры атомов.

По мнению Ферсмана, миграцию химических элементов определяют ионы (атомы с недостатком или избытком электронов), которые входят в кристаллические решетки минералов тем активней и прочней, чем выше их заряд и меньше радиус. Исходя из этого, он предложил вычислять энергетическую константу иона по его "энергетическому взносу" в кристаллическую решетку. С помощью подобных показателей ученый анализировал реальные природные процессы (кристаллизацию расплавов, концентрацию отдельных элементов и т.д.). В некоторых случаях это ему блестяще удавалось. Но были и неудачи, прежде всего потому, что трудно было учесть многообразие факторов геохимической миграции, в которой участвуют сложнейшие молекулярные структуры, включая живые организмы.

Геоэнергетическая теория Ферсмана обогатила науки о Земле новыми идеями, показала перспективные направления дальнейших исследований, но так и не получила развития. Были, образно говоря, возведены колоссальные строительные леса в виде огромного количества фактов, формул, таблиц, схем. Однако теоретическая конструкция оказалась незавершенной. По-видимому, автор оставил данную работу на будущее. Не секрет, что в это время Александр Евгеньевич был чрезвычайно перегружен; к тому же последние годы его жизни (он умер в 1945 г.) пришлись на Великую Отечественную войну - он напряженно трудился в интересах обороны страны.

Третий том "Геохимии" ученый завершил так: "Несомненно многое очень несовершенно в этом исследовании, многое недодумано, многое потребует коренного пересмотра и развития. Но такова диалектика каждого нового пути, такова история исследования каждой проблемы... Остается только пожелать, чтобы скорее нашелся такой мыслитель, который из разрозненных фактов сумеет построить единое здание геохимической энергетики". Увы, такой человек пока не нашелся. А ведь интеллектуальный потенциал, заложенный в его теории, далеко не исчерпан.

Не менее перспективно и еще одно направление научных разработок, начатое Ферсманом: учение о техногенезе, которое он наметил в общих чертах во втором томе "Геохимии". "Под именем техногенеза, - писал он, - мы подразумеваем совокупность химических и технических процессов, производимых деятельностью человека и приводящих к перераспределению химических масс земной коры. Техногенез есть геохимическая деятельность промышленного человека". В дальнейшем свой тезис обосновал так: "человек геохимически переделывает мир".

В последней четверти XX в. в нашей стране стали пропагандиро-

вать концепцию ноосферы В. И. Вернадского, исходящую из того, что преобразование земной природы - биосферы - осуществляется на основе научной мысли как планетного явления. В таком случае на первый план выходит субъективный фактор, интеллектуальный, лишь опосредованно связанный с естественными процессами. Реальная сила, которая воздействует на них, вовсе не ум человека ("ноос" или "нус" по-гречески), а могучая техника. И если геологическую работу живых организмов вслед за Ферсманом принято называть биогенезом, то из этого логично следует признание понятия техногенез. Тем более, что Александр Евгеньевич его обосновывал конкретными фактами, цифрами, формулами.

Чего, на мой взгляд, не подчеркнул А. Е. Ферсман, так это то, что техногенез объемлет не только геохимическую, но и геофизическую деятельность человечества (перемещение гигантских объемов горных пород и почв, перераспределение природных вод, возбуждение искусственных землетрясений и т.д.). И другое, более серьезное замечание. Он согласился с мнением английского физика и астрофизика Дж. Джинса ("Новое основание науки", 1933г.) о том, что деятельность человеческой мысли идет вразрез со вторым законом термодинамики, а техника и организация природной среды уменьшает энтропию (рассеивание энергии). Так же полагал и В. И. Вернадский, что вполне отвечало его представлениям о переходе на высшую стадию научного, наиболее рационального устройства области жизни в ноосфере.

Это было серьезным заблуждением. Не учитывались негативные последствия техногенеза, которые, по приблизительным подсчетам, более чем десятикратно превосходят полезные для человека результаты. И вообще второе начало термодинамики относится к закрытым системам, а биосфера таковой не является.

Но каковы бы ни были претензии к отдельным положениям учения Ферсмана о техногенезе, они не умаляют значения выдающегося научного достижения, которое не было оценено в полной мере ни самим автором, ни последующими поколениями представителей наук о Земле. Возобладало, как принято говорить, экологическое направление. У него, безусловно, есть свои достоинства, но отсутствует единый идейный стержень, которым, как хочется верить, могло бы стать учение о техногенезе и - в развитии его - о среде глобальной геологической деятельности человека в техносфере.

Эвристическую ценность идей Ферсмана демонстрирует такой факт.

Еще в 1934 г. он одним из первых обратил внимание на увеличение в атмосфере углекислого газа (диоксида углерода). По его подсчетам, в рамках концепции техногенеза "удвоение содержания СО 2 в воздухе вызвало бы повышение средней температуры земной поверхности на 4 градуса, а в связи с этим мы наблюдали бы "серьезнейшее изменение климатического режима и растительных процессов". Александр Евгеньевич указал на дополнительные последствия этого, подчеркнув, что процесс будет идти постепенно, при частичной нейтрализации, но тем не менее грозит "грандиозным изменением хода геологических процессов".

Кроме того, Ферсман первым предложил организовать техногенез так, чтобы свести к минимуму отходы горной и перерабатывающей промышленности.

Итак, на примере жизни и творчества А. Е. Ферсмана можно сделать вывод: история науки служит источником новых идей. Остается только умело использовать этот кладезь знаний.

Из прошлого.. Дата обновления: 18.06.2014..11.2017).

Любовь к «прекрасному миру камня» проявилась у Александра Евгеньевича Ферсмана едва ли не в младенческую пору и прошла через всю жизнь, как единодушно признают исследователи жизни, творчества и научной деятельности ученого - О.Баян в книге «Разведчик недр» (Л., 1959) и Д.И.Щербаков в своем труде «А.Е.Ферсман и его путешествия» (М., 1953).

Сам Ферсман пишет: «…я очень хочу вас увлечь в этот мир, хочу, чтобы вы начали интересоваться горами и каменоломнями, рудниками и копями, чтобы вы начали собирать коллекции минералов, чтобы вы захотели отправиться вместе с нами из города, подальше, к течению реки, к ее высоким каменистым берегам, к вершинам гор или скалистым берегам моря, туда, где ломают камень, добывают песок или взрывают руду. Там всюду мы найдем, чем заняться; и в мертвых скалах, песках и камнях мы научимся читать великие законы природы, по которым построена вселенная».

Увлечь в этот мир ученый хочет вас, наши юные читатели. И именно для детей и молодежи А.Е.Ферсман в 1926 году написал книгу «Занимательная минералогия», которая при жизни автора переиздавалась 12 раз.

Третье издание (М., 1953 год) представлено в нашем Музее детской книги.

Вы, наверно, спросите, а что может быть увлекательного в камне? Камень - это мертвая часть природы: булыжник мостовой, простая глина, известняк тротуаров, драгоценный камень в витрине музея, железная руда на заводе и соль в солонке.

Александр Евгеньевич Ферсман ответил бы вам так: «…Каждый камень живет своей жизнью - растет, изменяется со временем, сохраняет отпечатки растений и животных, которых уже нет, откладывается в животных организмах (желчный, молочный, мочевой и другие камни).

Но, конечно, самое замечательное происходит в громадных печах и домнах заводов – таинственный процесс сгорания, плавления, улетучивания камня. Из невзрачного темного булыжника можно извлечь сверкающее серебро, из красной рудной массы добыть жидкую ртуть, а простой колчедан превратить в тяжелую жидкость серной кислоты».

Разве не интересно? Не увлекательно? Как вы считаете?.. И если, прочитав книгу Ферсмана «Занимательная минералогия» или биографические очерки о нем Щербакова Д.И. «Ферсман и его путешествия» и Баян О. «Разведчик недр», которые есть в нашем Музее детской книги, вы хоть немного загоритесь желанием узнать мир камня, то книги сделали свое дело и написаны не зря.

Но прежде, чем вы заинтересуетесь минералогией и ее исследованиями, давайте узнаем немного о биографии самого выдающегося искателя и исследователя минеральных богатств нашей страны Александра Евгеньевича Ферсмана.

А.Е.Ферсман родился 27 октября (8 ноября) 1883 года в Санкт-Петербурге. Его отец, по образованию архитектор, после турецкой кампании остался на военной службе, так как слабое зрение не позволяло ему работать по специальности.

Мать Александра – образованная женщина - любила естественные науки, была хорошей пианисткой и художницей. Брат ее, оказавший большое влияние Александра Евгеньевича, химик по специальности, жил в Крыму, недалеко от Симферополя, на берегу реки Салгир. Здесь, в Тотайкое, где семья Ферсманов проводила обычно лето, шестилетний Саша начал собирать коллекции камешков. Этот интерес к камню получал большую поддержку со стороны матери и дяди.

Так уж получилось: одни дети в детстве любят машинки всякие, другие собирают бабочек и жучков, а Сашина самая любимая игрушка, самое глубокое детское увлечение – камешки. Начитавшись сказок о «подземном царстве», Саша воображал, что где-то глубоко под землей, за неведомыми запертыми дверями находятся пещеры, полные сверкающих самоцветов.

Но как проникнуть туда? Где найти таинственный ключ? Эта мысль не оставляла мальчика.

Как-то раз Саша вместе с сестрой Верой пробирались по темному ходу каменоломни. Осторожно ступая по скользким камням, прислушиваясь к мелодичным звукам падающих капель, к неясным шорохам и стукам, он старательно нащупывал небольшие пустоты, заполненные кристаллами. При каждой находке он радостно восклицал:

Опять тальянчики (кварц с хорошо образованными гранями - Ю.У.)! Да сколько их тут!

Вера, а Вера, – вдруг обратился он к сестре, - как ты думаешь, может быть, здесь уже начинается подземное царство?

Не успела Вера обдумать, что ей сказать, как Саша сам ответил себе.

Нет. Оно ведь заперто, а ключ мне не найти.

А вдруг и найдешь! – сказала Вера, желая ободрить брата.

В самом деле?! – обрадовался Саша – Может быть, он лежит где-нибудь здесь под камнем. Давай поищем!

Нам пора домой, - уклончиво ответила Вера. Она знала, что никакого подземного царства не существует, а, значит, и никакого ключа от него нет. Но ей не хотелось объяснять это брату, разбивать дорогую для него мечту. Вера была уже не рада, что невольно подала ему эту нелепую мысль. Ведь, не найдя ключа, Саша будет очень огорчен. Что сделать, чтобы избежать этого?

И вдруг ей пришла счастливая, как ей показалось, мысль. В нянином ящике лежит никому не нужный большой ржавый ключ. Она возьмет его и подложит под камень. Вот обрадуется Саша, когда найдет!

Саша действительно необычно обрадовался находке. Раскрасневшийся, возбужденный он прибежал домой с криком:

Нашел, нашел ключ! Теперь увижу все самые красивые камни! Только я не знаю, где дверь в подземное царство. Пойдем, мама, со мной, покажи мне ее, - и он тянул за руку мать.

Та ничего не понимала:

Какой ключ? Где он?

Вот! – и Саша с сияющим видом торжественно поднял над головой свою находку.

Да ведь это старый выброшенный ключ от нашего чулана, - сказала Мария Эдуардовна, - где ты его взял?

Это я подложила его в «пещере» под камень, - виновато потупившись, ответила Вера. – Я хотела порадовать Сашу.

Мальчик понял, что его обманули. Он выронил ключ, опустился на пол и залился горькими слезами.

Мать подняла Сашу с пола, усадила к себе на колени и, вытирая слезы платком, ласково, но уверенно сказала:

Не горюй, родной! Ключ от подземных богатств ты непременно найдешь. Учись. Ищи этот ключ в науке. Она даст его тебе.

Прошло много лет напряженной учебы и исканий… Теперь Ферсман-студент с улыбкой вспоминал свои детские радости и огорчения.

Особенно большое значение для дальнейшей научной деятельности Александра Евгеньевича и укрепления его интереса к минералогии имел Московский университет, куда он пришел в 1902 году из Новороссийского (Одесского) университета. Кафедра минералогии Московского университета возглавлялась в то время Владимиром Ивановичем Вернадским, сыгравшим исключительную роль в истории этой науки и в судьбе Ферсмана.

Владимир Иванович подошел к столу Ферсмана и, вскинув на лоб большие очки, близорукими глазами пристально стал всматриваться в штуф кварца (Штуфы – крупные куски породы, состоящие из разных минералов. – Ю.У.). Ферсман с трепетом ждал вопросов. Он знал, что профессор не пропустит ни одного, даже мелкого включения.

А что это за темный кристаллик? – спросил Вернадский.

Турмалин, – ответил Ферсман (Турмалин – минерал очень сложного состава, содержащий редкий элемент бор, применяется как сырье в электропромышленности, а также в ювелирном деле. – Ю.У.).

А желто-красный?

Монацит. (Минерал, содержащий редкие элементы, добывается из россыпей. – Ю.У.).

А вот эту золотисто-желтую полосочку заметили? Что это?

Циркон. (Минерал, содержащий редкие элементы, используется в медицине, металлургической промышленности, керамике. – Ю.У.).

И вы уверены в этом?

Совершенно уверен.

По каким признакам определили?

Ферсман дал подробный, обоснованный ответ. Вернадский остался доволен своим талантливым учеником. Он предугадал в Ферсмане будущего крупного минералога. Беда только в том, что ради минералогии Ферсман иногда запускал другие предметы. И Вернадский с отеческой заботой спросил:

А как у вас с ботаникой? Кажется, тройка? Подтянитесь. В дипломе вы должны иметь круглые пятерки.

По окончании университета, в 1907 году, Александр Евгеньевич отправился в научную командировку за границу. Он работал в Гейдельберге в кристаллографической лаборатории, где написал большую монографию об алмазах.

После двухлетней заграничной командировки Ферсман возвратился в университет. Он преподает, работает в Геологическом музее, принимает участие в первой своей научной экспедиции на Урал. Затем была Средняя Азия, Хивинская тундра и много других, порой нехоженых земель. Вся жизнь прошла в дороге.

Рассматривая фотографии Александра Евгеньевича Ферсмана, очень трудно представить себе, что этот тучный, массивный человек обладал юношеской легкостью в движениях, что такой с виду «кабинетный» ученый в жилетке и с цепочкой на животе прошагал тысячи километров по местам, которые можно с полным правом назвать труднодоступными районами планеты.

Во время путешествий поражала нетребовательность и невзыскательность Александра Евгеньевича. Он мог передвигаться на чем угодно, спать в любой обстановке и питаться крайне ограниченным количеством самой простой пищи.

Александр Евгеньевич любил ездить в поезде. Вагонная обстановка не только не мешала его личной работе, но, видимо, даже способствовала ей, так как можно было освободиться от постоянно окружавших его людей. Он любил говорить, что, будучи создан природой в «форме шарообразного тела», вынужден постоянно «катиться».

Не один десяток лет упорного труда и собирания материала в разных местах нашей Родины, главным образом на Урале, а также и за границей, привели Александра Евгеньевича, наконец, к новым для науки выводам, имеющим мировое значение.

«Ключ», о котором говорила мама в детстве Саше, найден. Ферсман открыл новые законы перемещения химических элементов в земле. Значение этих законов и явилось тем «ключом» от недр, который Ферсман много лет искал.

Теперь этот ключ ваш, и для того, чтобы им воспользоваться, учитесь, наблюдайте за природой, собирайте коллекцию необычных камней и минералов. И если вас заинтересовала минералогия, наука, которой всю жизнь занимался А. Е. Ферсман, дерзайте!

Александр Евгеньевич дает начинающему минералогу советы:

1. Собирай минералы в природе и наблюдай их там.

2. Собирай и наблюдай минералы, которыми пользуется рядом находящийся завод.

3. Составляй коллекцию минералов.

4. Посещай минералогические музеи.

5. Выращивай дома кристаллы.

6. Читай книги по минералогии.

Когда заинтересуешься камнем и захочешь им заняться посерьезнее: минералогия требует знания химии, физики и геологии, и хороший минералог должен быть хорошо знаком с этими основными науками. Прежде всего, надо заняться химией, чтобы сделаться минералогом, - таков основной совет.

И самое главное, будь активен и энергичен, и ты проникнешь в тайны минералогии.

В небольшом рассказе о большой жизни А. Е. Ферсмана молодые годы занимают, быть может, неподобающе обширное место. Но это делается умышленно. На примере жизни Александра Евгеньевича особенно хорошо видно, как важен прочный фундамент, который закладывается в юные годы под здание дальнейшей жизни. Этот достойный подражания пример жизни полезен для каждого молодого человека, какую бы профессию он не избрал.

Ферсман прожил большую, красивую, полную интереса жизнь, насыщенную пафосом труда.

На его письменном столе осталось лежать предисловие к большому труду, подводившему итоги его горячей любви к камню. В нем он писал:

«Я хочу увлечь читателя в новый мир – мир камня и в ряде бесхитростных очерков раскрыть богатства камней великой страны самоцветами и цветными камнями. Подобно красоте благоухающих цветов, красоте линий, тонов и форм, создаваемых творческим гением человека, я вижу в самом камне заложенные в нем элементы красоты. Мне хочется извлечь сырой, казалось бы, неприглядный материал из недр земли и на солнечном свете сделать его доступным человеческому созерцанию и пониманию. Я хотел рассказать в моих очерках не только то, что узнал, вычитал и выяснил, сколько то, что сам пережил, что видел собственными своими глазами, с чем сроднился в своих многочисленных поездках по Уралу, Алтаю, Забайкалью, Крыму и островам Средиземного моря. Да, впервые я увлекся самоцветами больше тридцати лет назад, когда судьба занесла меня на остров Эльбу. Здесь среди южной ласкающей природы Средиземного моря дивный розовый турмалин так прекрасно гармонировал с серой гранитной породой, а сверкающей красной сталью геманит ярко блестел и ослеплял глаза. Потом много лет все мои часы и думы были заняты алмазом. Тысячи, десятки тысяч природных кристаллов проходили через мои руки. Величайшие законы кристаллографии вытекали из мельчайших деталей строения алмазов, и широкие проблемы зарождения камня в глубинных расплавах земли увлекали меня к другим драгоценным камням. И эти же интересы, полные любви к камню и самоцвету, уже с 1912 года перенесли меня в дебри Урала, и в течении почти двадцати лет каменные богатства недр Алтая, Забайкалья и Уральского хребта приковали мое внимание, давая материал для исследований».

Российские ученые и последователи Ферсмана продолжают начатое им дело. Они открывают неизвестные ранее закономерности в природе, находят все новые и новые богатства в недрах нашей земли. С теплым чувством благодарности вспоминают они о Ферсмане.

Заслуги Ферсмана перед Отечеством велики. В Ильменском заповеднике, в Хибинах установлены мемориальные доски памяти ученого.

Академик

Александр Евгеньевич

8/09-1883г. 20/05-1945г.

Крупнейший советский минералог и геохимик,

один из первых организаторов Ильменского заповедника

имени В. И. Ленина.

Работал в Ильменских горах в период с 1912 по 1942.

В нескольких музеях и научно-исследовательских институтах учреждены стипендии его имени. А. Е. Ферсман был ученым-практиком. В память о нем Академия наук каждые три года присуждает премию имени Ферсмана молодым ученым - минералогам и геохимикам - за лучшие работы, имеющие не только теоретическое, но, главным образом, практическое значение.

Ферсман всегда горячо звал молодежь в науку, но самым боевым призывом является пример его собственной жизни, полной самоотверженного труда на благо любимой Отчизны.

Георгий Бискэ
Геологи Советского Союза: связь времен

Отечественная геология: реперные точки истории

Что такое геология?

Одна из естественных наук, предметом которой является твердая Земля. Наука, которая стала очень популярной лет сто - сто пятьдесят назад, когда образованная часть человечества осознала фантастическую древность планеты, что у нас под ногами, и возможность восстановить ее историю, а вместе с нею и историю эволюции земной жизни, и наше собственное происхождение. При этом еще одна область массового обыденного сознания, в которой царствовали библейские представления, путем геологического просвещения очищалась и становилась полем для восприятия разумного. Исторический подход к мирозданию, анализ последовательных геологических «формаций» - как раз то, что Маркс терминологически заимствовал у Ляйелля и Ч. Дарвина (тоже отчасти геолога, автора блестящих идей о возникновении известняковых атоллов в океане и др.).

Поэтому в советские времена геология сначала преподавалась в средней школе, однако уже после войны 1941-1945 гг. все знания о Земле стали укладывать в курс географии - впрочем, и география тогда излагалась достаточно фундаментально. В том же контексте скромные геологические познания получают школьники и сейчас. Если эти учебные часы, вслед за астрономией, не вытеснит в ближайшее время специализация школьного образования и внедрение в него основ мировых религий, для которых (основ) эти знания не то чтобы убийственны - в конце концов, и космические корабли теперь оснащают иконами, - но все же неудобны и порождают противоречия. Разрешать такие противоречия отчасти удается взрослым людям в интеллектуальной сфере, однако школьников жалко. Им бы права человека со Столыпиным в головах совместить.

Конечно, важнее вторая, практическая сторона. Где искать руды на медь и олово, чтобы сплавлять из них бронзу, - знали отдельные опытные люди еще в эпоху раннего металла тысячи лет назад. Точнее, это не было еще оформленное знание, а скорее рефлекторное ощущение, что-то типа собачьего нюха. По-настоящему «поисковая» наука оформилась примерно в XVIII веке, тогда же стало проясняться, отчего и как увязываются с рудами граниты и кварцевые жилы, а с пластами песчаников и сланцев - каменные угли. Не будем преувеличивать жесткость этих связей. На самом деле поиски полезных ископаемых, особенно крупных залежей, - до сих пор во многом дело удачи, связанное с риском больших напрасных затрат. Прогноз, пусть основанный на трудах сотен ученых, - все равно лишь прогноз, как погода на месяц вперед. Когда прогноз оправдался, как это случилось с тюменской нефтью и якутскими алмазами, - легко говорить, что он был самоочевиден. Но он мог и не оправдаться! Приходится рисковать, максимально используя на всех этапах работы все возможные научные зацепки. Необходимость таких трудов и такого прогноза понимают ответственные правительства и даже отдельные сырьевые олигархи. Во всяком случае, индустрия, рынок, капитализм - и геологическая наука суть вещи очень хорошо и изначально связанные.

Ну, и, в-третьих, конечно, геология, как и всякая наука, есть «способ удовлетворения человеческого любопытства за казенный счет», или теперь - за счет спонсоров и международных фондов. Здесь у геологии особое поле деятельности. Она всегда тянула к себе людей, склонных к перемене мест и к свежему воздуху, готовых совмещать приятное, - скажем, прогулку через болото в туче из пяти-шести видов кровососущих насекомых, - с чем-то полезным, хотя бы для самой науки. С этого и начинается самое главное, то, что товарищ цитировал мне из Киплинга: «…something hidden. Go and find it. …Something lost behind the Ranges». То есть: иди и найди между хребтами то, чего никто еще не видел, и с этим разберись.

Итак, пока что с одной стороны - индустриальная экономика. С другой - Джек Лондон, Киплинг, Гумилев; а современники последних составили первое серьезное, уже специально образованное поколение русских геологов. Трудились они в петербургском Геологическом комитете (Геолкоме), в первых горных институтах и на физико-математических еще факультетах нескольких университетов. На групповых фотографиях - серьезные господа в сюртуках над коллекциями горных пород. Они же - среди таежного леса, в седлах, уже в потрепанной одежде и пыльных сапогах. На первой геологической карте Азиатской России (отпечатана уже при нэпе в 1922 году, но набрана раньше, еще с ятями) - белые пятна в верховьях Лены и сплошь за Верхоянским хребтом, посещены только побережья Чукотки и около будущего Магадана. Северной Земли на карте почти что нет. Добраться туда при удачных обстоятельствах можно за месяц, главная опасность - застрять на зимовку в безлюдных местах.

Кто-то из этого поколения пропал на фронтах, кто-то после гражданской войны продолжил деятельность в эмиграции, но большинство из них остались на родине и очень скоро были призваны новой властью - продолжить исследование огромной территории. Шестая часть земной суши - и все наше, общее! Вот, например, выступления Дмитрия Васильевича Наливкина, еще до революции авторитетного геолога и будущего советского академика, на различных геологических съездах в республиках Средней Азии. Во-первых, пишет Наливкин, уже открыты и еще будут найдены: на севере Тянь-Шаня много металлов в связи с гранитами, в приферганских районах - угли и нефть, и т. д. Во-вторых, его товарищи, прежде в основном работники Геолкома, уже подготовили себе опытную смену.

Численность этой смены стала в десятки раз больше, чем у «стариков». В ее рядах - мой первый декан Николай Михайлович Синицын. Ему довелось в 30-е годы начинать систематическое изучение (геологическую съемку) Киргизии и Узбекистана, а затем уже в военные 40-е искать стратегический металл, каким тогда была ртуть. На этих поисках получил крещение и закалку его коллектор, а для меня уже непосредственно учитель, Георгий Сергеевич Поршняков, ставший в 60-е автором совершенно новых представлений о геологии Южного Тянь-Шаня. Общее целеполагание передавалось как эстафета, навыки - из рук в руки, а вот теории от поколения к поколению очень даже менялись, и не всегда дети следовали за отцами.

Результаты появились очень скоро, и в целом они хорошо известны. Многое уже осмыслено и описано участниками великой истории первичного поискового освоения шестой части моровой суши. Европейский северо-запад, Кольский полуостров: здесь, под руководством Александра Евгеньевича Ферсмана, удалось найти до сих пор единственное в мире внедрение глубинной магмы, содержащее уникальные запасы апатита для удобрений, нефелина для алюминиевой промышленности, редких металлов - и все это освоить в кратчайшие сроки благодаря настойчивости и организационному таланту С. М. Кирова. Воркута с углем для Ленинграда. Колымское золото. Уже после войны и благодаря широкому применению тяжелой техники - открытие и разработка нефтяных залежей сначала «второго Баку» за Волгой, а затем гигантских месторождений Западной Сибири, которые называть третьим Баку было уже невозможно. До сих пор живем за их счет. И уж совсем особый разговор - эпопея поиска и последующей разведки месторождений урана, о которых непосвященному, даже геологу, и слышать не полагалось.

Работа, особенно по урану, велась широчайшим фронтом при очень скромном техническом и просто материальном обеспечении, напоминая временами наступления пехоты в 1942 году. Заметим, кстати, что и в годы войны геологи в большинстве своем не отправлялись на фронт, а продолжали поиски металлов и другого стратегического сырья, имея почти фронтовую нагрузку. Впрочем, было и материальное стимулирование. Например, отец мой работал на одной из уральских золотых россыпей, где вместе с золотом добывали алмазы - немного, с папиросную коробку в год. Зато нарком А. И. Микоян мог говорить союзникам, что у нас, в общем-то, алмазы есть (про Якутию еще речи не было!) и что цены на них задирать особо не стоит. Для этого отец с товарищами мог после шести дней работы выйти еще в воскресенье и получить доппаек для детей. Так что в уральской эвакуации я один раз даже видел колбасу (ночью ее чуть не украл наш кот), а другое яркое воспоминание - небольшая гроздь узбекского винограда.

Еще в 30-е годы страну поделили геологические управления и экспедиции - уточню, что экспедицией обычно называлось стационарное учреждение, располагавшееся в городе или крупном поселке, с приличным жильем и школой, а собственно «в поле» оттуда высылались геологические партии, которые тоже обустраивались на местах, хотя чаще уже в палатках до снега. Примерно так проводили свои первые самостоятельные годы направленные «по распределению» молодые геологи из всех советских вузов.

Соответственно, быт этих экспедиций и полевых лагерей, манеры их обитателей были очень близки по всей великой стране. Что-то неуловимо похожее я ощутил потом среди геологов даже в глубинке соседнего Китая - такие же «камералки» с микроскопами, те же дети, забранные из детского сада перед концом рабочего дня… Разве что Городницкого и Окуджаву под гитару не слышал, хотя вообще-то китайцы советские песни до сих пор любят. Русский с китайцем - если и не «братья навек», то во многом похожие соседи, но это уже предмет отдельного разговора.

Геологи пролезали везде, оживляя дикие и совсем не пригодные для комфортной жизни края. Читая старые отчеты полевых партий (вот литература, наслаждение которой доступно лишь избранным!), иной раз поражаешься, как их несло прямо-таки черту в зубы. Пробивались по тяньшаньским ущельям, куда потом десятки лет не ступала нога человека. Выбрасывались с биплана АН-2 на галечную косу, откуда надо было топать по тайге пешком сотни километров, - что было взято за основу сюжета в знаменитом фильме «Неотправленное письмо» Калатозова, который, впрочем, многие скептически настроенные профессионалы ругали тогда за драматические перехлесты - помню громкое обсуждение в актовом зале ЛГУ. Заметим все же, что в послевоенное время послать таким образом на полевое задание отряд из двух женщин в сопровождении рабочего считалось вполне нормальным. Попробуйте-ка сейчас!

Тайга, безводные пыльные пустыни, арктические острова… Кстати, о художественном осмыслении мотивов, которые гнали туда молодых геологов: пожалуй, лучше других оно удалось почти забытому теперь писателю Олегу Куваеву в повести «Территория». Само это приземленное название - «территория» взято из обихода геологической службы: оно означало и объект исследования, поисков, и суровое место для жизни, которая показана с полным знанием реалий, начиная с отношений в начальственной среде легендарного Дальстроя и кончая типами рабочих полевых партий.

С тех пор поменялось многое: сегодня выпал из всего этого какой-то стержень, а повести сейчас пишутся и фильмы снимаются уже совсем в другом ключе. Так что если теперь кино-телесериальщики доберутся до тогдашних геологов (как уже сделали с фронтовиками, партизанами и пр.), то будьте уверены: основную часть экранного времени займут сцены беспробудного пьянства, палаточной грязи с зэковской «блатной музыкой», картежной игры по ночам и полевых адюльтеров. А что? Все было, все - правда, и никакого больше соцреализма.

Да и сами названия - Воркута, Магадан, Караганда - давно потеряли ореол оптимистической романтики и сейчас больше влекут за собой реминесценции из Солженицына или Шаламова. Помянем добром многие тысячи тружеников, не по своей воле отдавших жизни за будущее, т.е. наше, сырьевое благополучие. А затем подумаем - что из этого остается необходимым и ценным, если вычесть несправедливую жестокость того времени?

«Советские геологи! Быстрее открывайте несметные богатства нашей Родины!» - это уже из призывов, дважды в год торжественно звучавших во времена нашей молодости.

Ладно, откроем. «Мы найдем месторожденья всесоюзного значенья, будем мы лауреаты, деньги загр лопатой», - цитирую несколько издевательскую песенку начала 50-х годов про тот же Магадан, который «почти что Сочи: солнце греет, но не очень. Под окном ревут медведи, скоро мы туда поедем».

Загр лопатой удавалось не часто и не многим, однако зарплата вместе с полевыми, безводными, северными, высокогорными надбавками составляла вполне заметное отраслевое превышение над средним уровнем доходов. Не такое, что сейчас в финансовой отрасли, но все же. Комаров кормили не даром. Высокие конкурсы в геологические вузы тоже питались не одной романтикой. Получая по труду (как правило), отдавая по способностям и реализуя свои пристрастия, советские геологи действительно создали базу, на которой страна могла бы построить уже не только нефтяную экономику.

Однако. Верно сказано, что социалистическая (по общему замыслу, по объявленным целям) власть должна была решать задачи буржуазного уровня, которые буржуазия решать не могла и не хотела. Когда же власть берется за работу и проявляет жесткую решимость, отбивается от врагов и добивается хороших результатов, - внутри нее нарождается слой, который с удовольствием пользуется этими результатами и открещивается от тех, кто собственно и обеспечил его благополучие. Теперь им не нужны великие потрясения, им нужна комфортная Россия.

Началась новая глава. В том числе и геологическая.

Министр геологии СССР в 1975-89 гг. Е. А. Козловский отмечает (http://m‑kalashnikov.livejournal.com/842229.html ): доля топливно-энергетических товаров в экспорте СССР составляла 15.7%, у России в 2008 г. - 67.8%. Одновременно в 4-5 раз уменьшилась экспортная доля машин, оборудования и продовольствия. Это значит, что нефтегазовые деньги проедаются и вкладываются за границей, тогда как научно-техническое развитие страны топчется на месте. И далее: «…произошло разрушение геологической службы страны - главного стержня стратегического исследования недр, научного уровня обеспечения поиска. Материальная база геологии подорвана, распались многие региональные геологические организации и, как результат, снизился уровень кадровой подготовки». И главное, продолжает бывший министр: мы не сделали выводов из прошлого, так и не преодолели идеологический тупик поздних советских лет, у нас по-прежнему нет ясного понимания перспектив развития общества и государства.

Добавим, что «богатства» Земли - конечны. Их бы не только открывать, что естественно было для экстенсивной индустриальной экономики, но и закрывать, оставлять для будущих поколений, а пока что - научиться бережно расходовать. Но мировой рынок требует сырья, перемалывает его в товары, которые тут же наполняют свалки, сбрасываются в океан. Сырье течет из России по трубам, проносится мимо нас в грузовых вагонах, а выручка за него? Тоже вывозится, за 2011 год - более 80 миллиардов рублей. В экономику Петербурга, по данным «СПб Ведомостей», за тот же год вложено 1.6 миллиарда, правда, из них 0.5 - это оффшорные деньги отечественных капиталистов. Спасибо и на том.

А вот некоторые судьбы людей почти моего поколения и близкого круга.

«…Историк Сергей Шульц, одна из стержневых фигур петербургской интеллигенции второй половины ХХ века», как представляют его «СПб Ведомости». Вообще-то геолог, сотрудник ВСЕГЕИ, выпускник ЛГУ 1956 г., мой коллега по Тянь-Шаню (правда, сначала учился на истфаке).

Либерально-демократический публицист, активный деятель перестройки Георгий Васюточкин - бывший геофизик, выпускник ЛГУ 1959 г.

Только что скончалась Марина Салье, яростная демократка, пламенный борец с большевизмом, для которой что старая партократия, что Ельцин с Путиным - одинаково тираны и казнокрады. До того - сотрудник Института геологии докембрия, специалист по слюдоносным пегматитам, выпускница геолфака ЛГУ 1957 г.

Стойкие и постоянные диссиденты, с удивлением обнаружившие, что они теперь не нужны ни как демократы, ни как геологи. Впрочем, эти способные люди все же нашли себя на политическом поприще. А кто-то стал банкиром, совладельцем добывающих предприятий, один геофизик побывал даже спикером Совета Федерации. Но больше всего тех, кто в 1990-е спасался огородами с картошкой и теперь живет на пенсию. Немало преждевременно умерших или погибших в 1990-е.

Далее - поколение 1970-1980-х, те, что пели у костров песни Кукина - «Ты что, мой друг, свистишь? Мешает жить Париж?» Они подвижнее и в целом практичнее: одни торговали чем попало (например, окаменелостями из коллекций), другие оказались если не в Париже, то в Австралии, Канаде, Швеции, Соединенных Штатах и по всему миру. Работают успешно, вполне находя применение полученным на родине знаниям, защищают хотя бы честь родных пенатов. В 1990-е для нас это стало правилом: лучшие выпускники - за границу, остальные - добывать подножный корм. В 2000-е корм, как известно, стал чуть погуще.

Итак, пусть и в качестве корма, мы все же оказались снова в жестких лапах глобальной цивилизации. Что же тем временем собственно геологическая наука, она ведь тоже часть мировой? Да, и никуда из нее не уходила, только связь была несколько односторонней, «на прием». Наши достижения, изложенные на русском языке, в остальном мире оставались мало известными, мы же сами мировую литературу знали неплохо, свежие идеи улавливали. В 1970-е годы прошла, малозаметно для широкой публики, научная революция в геологии - переход на новую парадигму в понимании развития земной литосферы. Согласно этой системе идей, на Земле нет ничего неподвижного, и самый фундаментальный тренд - медленное горизонтальное движение, дрейф больших кусков литосферы с влитыми в них континентами. Есть и еще много нового; в частности, и сырье теперь требуется гораздо более разнообразное и разумно подготовленное для применения. Не одно топливо.

Да, и глобализация. Для нашего исследователя это открывшиеся возможности (не сравнить со временами тотальной засекреченности!) работать в международных коллективах над вопросами, которые ему интересны. В таком сообществе все знают друг другу цену и пустяками, а тем более фокусами, не занимаются. Если получается обещающий результат, то появляются и средства на работу, если пока нет - ученый как верблюд, обойдется малым. В нормальной стране для нормального гражданина этого малого достаточно.

Из личной практики

Для меня романтика этой профессии имела старые корни. Дело в том, что мой отец - Сергей Феликсович был из семьи ученых-физиков, а его отец, т.е. мой дед - Феликс Юлианович, в свое время учился в Цюрихе. Будучи скорее поляком, он там выдавал себя за австрийца. Затем в Варшаве он занимался физикой Солнца. Потом началась Первая мировая война. Во время войны его семья (бабушка была русская) обосновалась на Украине. В это время в России не было оптического стекла для линз, дед налаживал его производство на заводе в Константиновке. Мой отец, будучи мальчиком, много читал о полярных путешествиях, а тогда были особенно популярны такие имена, как Роальд Амундсен, Фритьоф Нансен. И в 1934 году он решил поступить на геолого-географический факультет Ленинградского государственного университета. Надо сказать, что в то время многие хотели куда-то ехать, чтобы не просто путешествовать, а совершать какие-то открытия. Этот дух поиска и открытий был тогда общественной модой.

Хотя уже на другом историческом витке, но это было продолжением исторически более ранней традиции, которая была развита такими известными путешественниками и геологами XIX века, как Николай Михайлович Пржевальский, как безвестно пропавшие в Арктике Владимир Александрович Русанов , барон Эдуард Васильевич Толль , первопроходец северо-востока Иван Дементьевич Черский, но заложена была еще раньше. Пожалуй, ко времени моего рождения этот настрой уже воплотился в профессию и в ней растворился.

Теперь - что касается романтизма 1950-1960-х гг. В 1956 г. я поступил в университет на геологический факультет. Конкурс был очень высокий, а это значит, что с тройками поступить было невозможно, необходимы были все пятерки и лишь 1-2 четверки. Профессия геолога в это время оставалась очень даже общественно привлекательной, факультет привлекал к себе много талантливых и ярких людей, хотя, надо сказать, в популярности (и одновременно в производимом общественном шуме) нас уже обходили физики. Специальных разговоров о романтике не было, она подразумевалась как что-то само собой разумеющееся. Все понимали, что будет тяжеловато, поэтому у каждого была уже внутренняя готовность к трудной жизни

В 1956 году меня от факультета направили на комсомольскую университетскую конференцию. Два дня шли горячие дебаты. И только там я узнал, что в университете были репрессии и были посажены коммунисты. Кроме того, на конференции студенты начали выступать с инициативами. Одна была связана с тем, что на нашем факультете была плохо поставлена система физического воспитания, а ведь нам в будущем предстояло работать в трудных условиях, чаще всего в тайге

Через год у нас должна была быть практика в Ленинградской области, где мы - студенты факультета устроили бойкот столовой, в которой нас плоховато кормили. Но потом по этому поводу был целый разгром. К нам приехал весь университетский «большой комитет» ВЛКСМ, представители райкома партии, потом нас таскали как зачинщиков: двоих исключили из комсомола, мне дали выговор. Только через 40 лет я узнал, что такая же история, связанная со студенческим бойкотом, случилась годом раньше еще и в МГУ. Однако среди окружавших нас старших товарищей было немало умных людей, например, социолог В. А. Ядов, тогда секретарь Василеостровского райкома комсомола; декан факультета - Николай Михайлович Синицын, очень интересный человек; наш ректор, известный ученый-математик А. Д. Александров; проректор, видный экономист С. И. Тюльпанов (раньше он работал в советской военной администрации в Берлине). На факультете курс по истории КПСС нам читала Мириам Абрамовна Ковальчук . Лучшего преподавателя общественных наук я с тех пор не встречал. В тот несчастный июль мы ходили к ней домой, много беседовали о важных для нас вещах.

Главным мотивом обращенных к нам речей, насколько я помню, был тот, что в нашем обществе требуется единство, которое мы подобными бойкотами расшатываем. И не будет ли от наших бойкотов вреда отечеству? Надо держаться Родины!

В результате упомянутые, в общем-то не жесткие, репрессии были затем спущены на тормозах. Однако наша общественная активность стала быстро затухать. Раз старшие все знают - пусть они и думают. Нам тогда было по 18 лет.

К счастью, наш бойкот не поддержали китайцы: обсудили на своем собрании и решили, что не надо, о чем нам с извинениями и сообщили. Им пришлось бы хуже - отзывали их домой с персональными выводами очень решительно. Китайских студентов на нашем курсе было 25 человек, по большей части очень организованные и способные ребята. В те времена китайцы брали с нас пример во всем, включая и организационные формы геологической службы, - кроме пьянства. Сейчас они так же эффективно перенимают все полезное, но уже у других.

Будучи еще студентами, мы поехали первый раз в Тянь-Шань с моим учителем, который взял с собой еще 8 студентов, причем двое из них были назначены начальниками отрядов, а это значит, что студент-дипломник 22 лет должен был самостоятельно заниматься организацией работ в полевых условиях. С тех пор выезжаю в эти горы почти ежегодно, уже больше 50 раз. Но теперь уже больше в джипе. А тогда обычно отряд (3 человека и 4 лошади) вел работу в горах на протяжении всего лета. Вот нормальные условия такой работы в горах: разбивали полевой лагерь, устанавливали палатки, иногда печи; спали по 4 человека в одной палатке; если кто-то заболевал, то лечился самостоятельно. Ходить в гору приходилось с превышением 500-1000 метров; следовало по двое, но чаще мы нарушали инструкцию и ходили поодиночке. (Вообще чем наши геологи отличались от западных, так это презрением к технике безопасности, что, в общем, плохо, но как-то связано с докапиталистическим - или советским? - неумением выгодно продавать свой труд.) Перерывов в работе и отпусков не было. Когда четыре месяца только сидишь и лежишь на земле, то потом на стуле чувствуешь себя как-то забавно.

Сегодня, по-моему, некоторые так отдыхают за свой счет, но уже никого не заставишь так работать. Слова «экстремал» тогда в обиходе не было, но ситуации экстремальные были. Зато когда ты сам должен понять ситуацию, найти эффективный способ решения поставленной задачи - научишься быстро всему, что нужно знать и уметь.

Иногда спрашивают - а какие там дикие звери? Самый опасный зверь для нас был отвязанный ишак, он может просто в отсутствие хозяев зайти в палатку и справить свои потребности на спальный мешок. Телята могли жевать носки, вывешенные для сушки, а когда запасы ограничены, это создает проблему. Но больше трудностей со своими штатными животными. Обычно это кобылы, к ним в самое неподходящее время мог прийти жеребец, а если есть свой жеребец, то неизбежно столкновение, и тогда выспаться перед маршрутом уже не удавалось.

Были у нас и человеческие проблемы: например, в бедствие превращалась игра в преферанс, ибо играли по ночам, а утром надо работать. Ну и конечно - пьянство. Хуже всего, когда товарищ начинает «зашибать». На этой почве нередко были и разборки с шоферами. Правда, в полевом отряде из 3-4 человек такого почти не случалось, но по возвращении на базу - часто был «релакс».

Не столь уж редко возникали разговоры дискуссионного характера по поводу хрущевских времен и происходящих перемен. Общим было сочувствие репрессированным и погибшим, отстранение от Сталина и довольно прохладное отношение к Никите Сергеевичу. Однако не помню явно выраженных сомнений в общем направлении исторического пути, а Ленин оставался высшим авторитетом. Наверное, кто-то предпочитал и отмалчиваться - однако таких было явно меньше, чем следует из сегодняшних мемуаров.

Даже вьюком возили с собой гитары. Где-то до 1960-х у костров пели песни не только Отечественной, но и Гражданской войны (разумеется, красных), в ходу было многое из звучавшего по радио. Позже явное предпочтение отдавалось Окуджаве, Высоцкому и другим авторам, не популярным наверху. Далее простые мелодии и недвусмысленные слова постепенно уступили место подтекстам, отражавшим внутреннюю неопределенность и некий постмодерн. В конце концов петь хором стало просто нечего. Про шопинг если и поют, то сольно.

Были у студентов геологического факультета и свои традиции: например, первое воскресенье апреля - День геолога. Отмечаем и поныне. Какие еще? Праздновали «переход экватора» на третьем курсе, в середине срока учебы. Совершенно не помню религиозных праздников, если не считать блинов где-то в марте. Религиозность появилась у некоторых моих однокурсников в 90-е, что вообще-то понятно, хотя такая смена кожи всегда поразительна.

У нас в то время присутствовал внутренний запрос на осмысление реальности через литературу и кино. Читали в основном Ремарка и Хемингуэя. Читали и Маяковского - в конце 50-х он был еще созвучен эпохе, некоторые даже подражали ему, с сигаретой во рту... Впрочем, к Маяковскому мои товарищи относились по-разному, для некоторых его школьно-официальное изложение создало непреодолимый барьер. Сейчас Маяковский отошел в тень, смотрит на нас со стены станции метро в злачном районе Санкт-Петербурга, и как будто слышна его строка: «неважная честь, чтоб из этаких роз…».

Мне сейчас вспоминается, что в послевоенный период (или это была молодость?) соотнесение своих, личных интересов и общих целей просто не обсуждалось, подразумевалось, что каждый должен работать на общую цель. И так до конца 1960-х. Но позже, когда страна вместо обещанного движения к коммунизму стала топтаться на месте, цели стали туманными, началось расслоение, кто-то уже обзавелся вместо коммунизма автомобилем и процветал за своим забором. Глухое недовольство удалось переадресовать, и в 1980-е антибюрократические настроения стали открытой формой антисоветизма. Теперь очистка первоначального смысла слов «советская власть» и «коммунизм» займет очень немалое время. Может быть, потребуются вообще новые слова.

Пока что в самой общей форме.

В единстве мировой науки как познания общей картины мироздания есть нечто от мировой революции как переустройства этого мироздания. С разных сторон, разными путями люди мыслящие приходят к одним результатам. Учение о будущей ноосфере, по существу коммунистическое, разрабатывал кадет В. И. Вернадский.

Может быть, альтер-глобальное сообщество работников науки, вырастающее в том числе из старых советских форм научной организации (институтские коллективы, «академгородки») и преодолевающее их ограниченность, - есть одна из форм будущего сетевого общества квалифицированных и ответственных пролетариев? Может быть, оно продолжает одну из линий, идущих от крестьянской земельной общины и/или фабрично-заводской раннепролетарской? И лишь мы, работники всемирной армии труда (труда sensu lato, как сущности человеческой жизни) имеем право владеть Землей и определять ее будущее?

Cтраница 1


Советские геологи проводят разведку нефтяных и газовых месторождений по системе снизу вверх, которая обеспечивает наиболее быстрое геологическое изучение месторождения при минимальных затратах. Промышленная оценка всех вскрытых скважинами нефтеносных горизонтов производится по материалам керна, отбираемого при помощи колонковых долот и бокового грунтоноса, электрокаротажа, бокового каротажного зондирования и радиометрических исследований, а также путем возврата скважин с целью опробования вышележащих горизонтов. Эта система обеспечивает наиболее быстрое приращение запасов.  

Советский геолог К. П. Калицкий в 1923 году выдвинул предположение (которое он защищал более 20 лет) о том, что залежи нефти образуются из морских водорослей (зоостера) в местах скопления последних.  

Советские геологи Н. Т. Линдтроп и В. М. Николаев установили, что при образовании залежи полного гравитационного разделения газа, нефти и воды не происходит и часть воды остается в нефтяной и газовой зонах пласта. Эту воду принято называть связанной или остаточной.  

Советскими геологами выявлено в Казахстане более 200 месторождений угля, среди которых такие гиганты, как Караганда, Майкюбень, Кушмурун и др., с запасами в сотни миллиардов тонн. Сплошной угольный пласт Экибастуза имеет редкостную в мире мощность - около 100 метров и залегает неглубоко от поверхности. Это обеспечивает возможность добычи здесь открытыми карьерами неограниченного количества самых дешевых в СССР энергетических углей.  

Перед советскими геологами стоят большие задачи по разведыванию запасов минерального сырья для обеспечения ими самых разнообразных отраслей промышленности.  

Как отмечал известный советский геолог А. П. Карпинский верхнеюрское и нижнемеловое моря занимали восточную часть Русской равнины и широким заливом вдавались в подмосковную котловину. Они соединяли северный океан с южным морем - Тетисом, бушевавшим на месте Альп, Карпат, Кавказа, Копет-Дага и Памира. В тот период отложились многие полезные ископаемые, в частности фосфориты. Процесс продолжался и позднее; в океане у южного берега Африки и западного берега Калифорнии фосфориты образуются и сейчас.  

Новейшие исследования советских геологов показали, что в осадках полярного бассейна довольно часто встречаются известковые раковины фораминифер. Естественно, что в условиях высокой концентрации растворов процесс извлечения вещества организмами происходит значительно интенсивнее. В мелких и теплых морях, где концентрация карбоната кальция достигает насыщения и перенасыщения, наблюдается массовое развитие организмов с карбонатным скелетом и обилие крупных форм. В таких водоемах образуются известковый ракушечник, коралловые рифы.  

При помощи советских геологов осуществлена разведка полезных ископаемых. При экономической и технической помощи Советского Союза в начале 1960 г. на Ниле начато сооружение высотной Асуанской плотины, которая даст возможность увеличить на одну треть количество используемых в ОАР сельскохозяйственных земель, построить крупную гидроэлектростанцию (мощностью свыше 2 млн. кет) и создаст предпосылки для строительства ряда промышленных предприятий.  

В нашей стране советские геологи вооружены самой передовой, научной теорией. Это помогает им производить сравнительную оценку перспектив нефте-газоносности крупных территорий и выбирать в их пределах районы возможного распространения богатых месторождений.  

Ему первому из советских геологов присвоено высокое звание Героя Социалистического Труда.  

За последние годы советскими геологами открыты высокодебитные нефтяные месторождения в Тюменской области (Усть-Балыкское, Мегионское, Сургутское месторождения), в Иркутской области (Марковское месторождение), на полуострове Мангышлак и на Северном Кавказе.  

За последние годы советскими геологами открыт ряд новых угольных месторождений на Южном Урале и в Восточной Сибири. Географическое положение, большое разнообразие в химических и технологических свойствах углей, значительный объем запасов должны привлечь пристальное внимание исследователей к разработке путей наиболее рационального использования этих месторождений.  

Еще в 1929 г. советские геологи Н. Т. Линдтроп и В. М. Николаев показали, что в порах нефтесодержащей породы может содержаться много воды, остающейся неподвижной в процессе эксплоата-ции залежи. Многочисленные анализы кернов нефтесодержащих пород, проведенные в Институте нефти АН СССР и других наших институтах, показывают, что в нефтяных залежах может содержаться до 35 - 40 и даже до 60 % воды, и тем не менее скважины могут давать чистую безводную нафть.  

Поступая подобным образом, советские геологи широко пользуются методом диалектического материализма, являющимся единственно правильным и наиболее совершенным методом исследования для всех областей знания. Этот метод получает в геологии все большее применение. Правильность его подтверждается практикой поисков и разведки полезных ископаемых.  

В 1937 г. ряд советских геологов (А. Д. Архангельский, Н. С. Шатский, В. И. Попов и др.) подверг критике учение Штилле и доказал, что оро-генические фазы не одновременны и не универсальны не только на всем Земном шаре, но даже в пределах одной геосинклинальной области (напр.  

Просмотров